Одна из наиболее обычных иловых черепах. Отмечено 3 подвида.

Фон гладкого карапакса сильно варьирует: от желтовато-оливкового до бурого или даже черного. Пластрон желтоват, на нем совершенно ясно просматриваются «годичные кольца».  Голова пропорциональна; обычно на ней заметны желтые или темно-бурые пятнышки, а по обе стороны головы и шеи тянутся две бледно-желтые полоски. Лапы имеют перепонки; у самцов характерны роговые образования с тыльной стороны задних ног. Короткий хвост обрывается тупым «шипом».

Максимальная длина 12,4 см; распространена от штатов Иллинойс и Оклахома, а также Восточного Техаса до Миссисипи и Флориды.

Предпочитает любые водоемы – от рек с небыстрым течением до котлованов густо заросших водной растительностью; обитает даже в засоленных приморских болотах и на близлежащих островах. Она довольно холодоустойчива, будучи активной при +16°С, хотя температура +24°С оптимальна для ее питания и прочих сторон жизнедеятельности. Плавает неважно и предпочитает ползать по дну. Ранним утром и в сумерки любит вылезать на берег. Хотя она всеядна, предпочитает все же животную пищу, особенно в неволе. Она чрезвычайно неуживчива, и ее следует держать с животными одного размера в просторных террариумах с множеством укрытий. Одна из таких «драчливых» черепах прожила в неволе 38 лет.

Сведения по инкубации разных видов иловых черепах практически одинаковы: количество яиц – 1 – 3 (реже 6); температура инкубации +25°C +32°C, а ее длительность колеблется от 3 до 6 месяцев. Однако в прошлом получить эти сведения было нелегко: эмбриология рептилий была полна тайн и загадок, тропинкой «пути в незнаемое».

Одним из пионеров, Отважно идущих по этой тропинке, был Жан Луи Агассис (1807-1873 гг.), швейцарский биолог, иностранный член-корреспондент Петербургской академии наук.

В 1846 году он переехал в США, и здесь изучал ледники и их движении, создал капитальные труды по ископаемым рыбам, морским звездам и ежам, а также исследовал черепах. Имя Агассиса было присвоено немалому числу новооткрытых видов и подвидов.

Ученый мечтал получить в руки совершенно свежее, только что отложенное яйцо пенсильванской черепахи, и заказал его местному натуралисту, причем не позднее трех часов с момента откладки, и ни минутой более!

Как это происходило, вы узнаете из этого любопытного отрывка – исполнитель наконец-то нашел то, что требовалось!

«черепаха была величиной с большой угольный совок, но неистовое возбуждение охватило меня не поэтому, а при виде того, как она ползла. Ибо в ее движениях чувствовалась решимость и целеустремленность. Она направлялась по песку к лугу резвым аллюром, свидетельствующим, что она знает, куда направляется, и хочет успеть туда вовремя.

Я затаил дыхание. Будь она динозавром, Оставляющим мезозойские отпечатки следов, я и то испытывал бы меньший трепет. Ведь отпечатки следов в мезозойской глине или в песках времен  ничего не значили для меня в сравнении со свежими черепашьими яйцами в песках этого озерка… Успешно укрывшись за толстым деревом у изгороди, я пошарил взглядом между рядами кукурузных  стеблей и увидел, что черепаха, остановившись, начала копать рыхлую землю. Значит, она собралась откладывать яйца!

Цепляясь за дерево, я смотрел, как она копнула тут, копнула там и еще там – о вечные женские капризы! Но, по-видимому, идеальное место найти было нелегко. Каково приходится самке черепахи, если в ее распоряжении целое поле возможных гнезд! И все-таки в конце концов она отыскала заветное местечко, стремительно повернулась, придвинулась к нему задом и под моим завороженным взглядом принялась закапываться в землю.

Нельзя сказать, что это были самые замечательные минуты в моей жизни – возможно, самые замечательные минуты я пережил в тот же день несколько позднее, но эти, безусловно, были одними из самых тягучих и до ужаса бестолковых, какие только выпадали на мою долю. Они длились часы и часы. Вон она! Панцирь чуть виднеется из земли, словно перевернутая баржа в песке на морском берегу. И долго еще она намеревается торчать там? И как я узнаю, отложила ли она хоть одно яйцо?

Мне оставалось только ждать. И я все еще ждал, когда над пробуждающимися лугами проплыли четыре дальних удара церковных курантов.

Четыре часа! Три часа ожидания на платформе! Яйца испортятся! И вдруг меня, как молния, поразила мысль, что утро-то воскресное, а семичасовой поезд ходит только по будням, и значит ждать придется до десяти.

Я чуть было не хлопнулся в обморок, но тут черепаха начала выбираться из своей ямки. У меня подгибались колени. Там, в песке, была кладка! А Агассис? А великая книга? И я одним прыжком перелетел через изгородь и через сорок миль, которые отделяли меня от Гарварда. Нет, он получит кладку – железнодорожному расписанию вопреки! Эта кладка будет у Агассиса к семи часам, даже если мне придется все сорок миль лететь галопом. Сорок миль! Да любая лошадь пробежит их за три часа, если у нее не будет иного выбора. И опрокинув изумленную черепаху, я выгреб из-под нее круглые белые яйца.

Я уложил их в ведро на песчаное ложе со всей бережностью, на какую были способны мои дрожащие пальцы, подсыпал еще песку, уложил следующий ряд, и так до самого края. Присыпав их сверху последним слоем песка, я кинулся к моей лошади.

Она не хуже меня знала, что черепаха отложила яйца, и что от нее зависит, попадут ли они к Агассису. Она повернула с луга на дорогу, завалив коляску на два колеса, чего не делала уже двадцать лет. Я опрокинулся на передок, но зажатое между колен ведро чудом сохранило вертикальное положение.»

Кладка поступила в руки ученого за несколько минут до истечения срока!